Народной артистке России, легенде Краснодарского академического театра драмы Идее Макаревич 30 марта исполняется 85 лет. 65 из них она служит Мельпомене. 7 апреля в драмтеатре состоится творческий вечер Идеи Григорьевны. На сцену этого театра актриса выходит вот уже полвека. Накануне юбилея актриса ответила на вопросы нашей газеты.

Беседуем в уютной квартире Идеи Григорьевны. Прежде чем начать разговор, она провела меня по своей квартире, показала фотографии со спектаклей, в которых была занята, портреты своих родных. Самые старые снимки сделаны еще до войны. В доме актрисы как будто сосуществуют разные эпохи.

— Если хотите спросить меня о музыке, то я больше всего люблю «Лунную сонату» Бетховена. Когда ее передают по радио, откладываю все дела и слушаю, — начала Идея Григорьевна, прежде чем я успел задать первый вопрос. И посмотрела на меня мудрыми и печальными глазами. А всего через пару минут, вспоминая, как сдавала вступительные экзамены в театральный, уже напевала залихватскую песенку Любови Орловой из кинофильма «Цирк», которую исполнила в юности перед экзаменационной комиссией. Пожалуй, между этими двумя полюсами — беззаботной радостью и глубокой печалью — прошла вся творческая жизнь Идеи Макаревич, замечательной комедийной и выдающейся драматической актрисы.

— Идея Григорьевна, вы когда-нибудь подсчитывали, сколько ролей вами сыграно за 65 лет?

— Не могу точно сказать. Может быть, девяносто. Может быть, сто. Я же совсем молодая пришла в театр работать. Всего 32 года было, когда дали звание заслуженной артистки РСФСР. Я и мальчиков играла, и девочек, — (смеется). — С юмором у меня все в порядке, поэтому я в основном комедийные играла роли. Но сегодня играю комедийную, а завтра — драматическую. Наверное, Бог мне дал такой дар. Я считаю, что на сцене никогда не надо ничего «играть». Надо чувствовать, надо проживать. Раньше на улице всегда обращала внимание: «Какая интересная у человека походка!». Раз туда, в загашничек, на всякий случай (Идея Григорьевна делает характерный жест рукой, как будто забрасывая что-то в невидимый рюкзак за спиной. — А. Н.). Или смеется кто-то хорошо. Запоминаешь этот смех. И в свои роли я вкладываю то, что видела. Не свое, не сама «представляюсь». Есть актеры, которые просто играют (это слово она произносит с презрением. — А. Н.). Выходят на сцену и начинают играть. Я на сцене всегда чувствовала. По-настоящему плакала, когда была занята в роли матери, у которой умирает сын… Вообще-то зритель легче воспринимает драматические истории, чем комедии. Очень часто в зрительном зале слезы видишь, но этим же зрителям, когда идет комедия, совершенно не смешно. Комедию, как и драму, надо играть от души. Но это не каждому дано. Вот есть эстрадные артисты Петросян и Степаненко. Они, конечно, великие и заслуженные. И вот они по телевизору что-то говорят, показывают. В зале прямо хохот стоит. А мне не смешно!

— Не только вам. Над шутками этих юмористов полстраны не смеется.

— Вот совершенно не смешно. Потому что это просто игра, юмора нет.

— С четой Петросян все ясно. А есть актер или актриса, которые являлись бы для вас эталоном профессионального мастерства?

— Конечно! Фаина Раневская. Фаина — это чудо. Она была очень остроумной от природы. Я не знаю, как можно лучше чувствовать юмор, чем она. Если по телевидению о ней идет речь, я вникаю всегда. Многому у нее научилась.

— Фаина Раневская иногда переделывала тексты пьес. Я слышал, вы тоже дописывали реплики своим героиням.

— Был спектакль, где я играла такую противную бабешку, сплетницу, которую никто не любит. Придумала, что, когда она появляется на сцене в финале, перед уходом говорит: «Не провожайте меня!». Кто ее там собирается провожать? Она всех до печенок достала! Всегда хохот был. Когда я играла Миллионершу (в одноименной комедии Б. Шоу. — А. Н.), я тоже сочинила концовку. Предложила режиссеру Михаилу Куликовскому: «Я сейчас сыграю, а вы скажите, нужно это или нет». И вот финальная сцена. Я поднимаюсь по лестнице и говорю: «Я выхожу за него замуж…» — это действительно есть в тексте. И от себя добавляю: «…узнайте его имя!». Михаил Алексеевич сказал: «Это прекрасно!». И это в спектакле осталось, — вспоминает актриса и переходит к другим любопытным случаям из своей жизни. — В спектакле «Парижский жених» я играла армянку. У нас был художник Андрей Маркосян, армянин по национальности. Он мне очень помог. Выучила много армянских фраз. Мы сыграли этот спектакль на гастролях. Я сижу в гримуборной. Еще не успела разгримироваться. Стук в дверь. Входят муж с женой. И муж по-армянски начинает говорить со мной. Объясняю ему: «Извините, я не понимаю». — «Нехорошо отказываться от своей нации. Меня не проведешь. Как ты двигаешься, как ты садишься — это только наши женщины так могут». И, обиженные, они ушли. В другом спектакле играла казачку. После спектаклей у нас всегда были обсуждения со зрителями. Одна женщина встает и спрашивает: «Вы из какой станицы?». — «Я родом из Владивостока». — «Как? Не из станицы? Вылитая моя родственница!».

— Вы производите впечатление доброго и интеллигентного человека. Но среди сыгранных вами ролей есть персонажи очень властные. Например, мамаша Кураж в одноименном спектакле по Брехту. Как работалось в этом спектакле?

— Никольский ставил, светлая ему память. Я там тянула огромную коляску, в которой сидели дети Кураж. Мне было немножко тяжело чисто физически. К тому же я не полная, не видная. Чтобы быть покрупнее, посолиднее, я много всего на себя надевала. Вероятно, получалось убедительно. Зрители всегда хорошо принимали этот спектакль. Пение было. Я очень много репетировала… Был еще спектакль «В ночь лунного затмения», где я сыграла властную женщину по имени Танкабике, возглавлявшую племя кочевников. Как сейчас помню: занавес открывался, и на сцене огромное поле и одинокая фигура Танкабике. И вот как-то после спектакля Николай Васильевич (Николай Морщаков, супруг Идеи Григорьевны, служивший актером в Краснодарском драмтеатре. — А. Н.) говорит: «Идеечка, занавес открылся, а ты стоишь такая маленькая-маленькая… Но значительная!».

Конечно, трудно бывает. Ну ничего. Самое главное — держаться. Как и многие актеры, я и с температурой играла. Температура тридцать девять, а тебе говорят: «Мы не можем отменить спектакль!». На сцену вышла — не чихаю, не кашляю. Все ушло от меня. Нормально. Работаю. Пою и танцую. Только ушла со сцены — опять расклеилась. Вот как это получается? Тут я Идея Макаревич — больная, а там я — художественный образ!

— Российский репертуарный театр сегодня переживает кризис. На ваш взгляд, с чем это связано в первую очередь?

— Мне кажется, театр перестает быть интересен для зрителей, когда на сцене начинается просто болтовня. Вероятно, многое и от актеров зависит. Мне грустно, когда вижу на сцене молодежь, которая просто болтает, не переживает. (Не говорю сейчас о Краснодарском драмтеатре. К сожалению, в последнее время на спектакли хожу нечасто.) Они все это проходили, что-то заканчивали, но им неинтересно. Нет, все это не то, — убежденно говорит Идея Григорьевна, решительно тряхнув головой. — А зрителю тем более неинтересно… Не хочу хвастаться, но меня даже сейчас узнают. Сама удивляюсь. Прошло время, у меня остался один спектакль — «Они были так трепетно счастливы», который уже тринадцатый год идет. Но все равно подходят на улице: «Идея Григорьевна! Да мы ж на вас только и ходили! Мы же так любим вас!». Действительно, очень часто именно на актера ходят, он должен захватывать внимание зрителя. Конечно, и режиссер должен понимать, что волнует сегодняшнюю публику.

— А актерские разочарования в вашей жизни случались: режиссер не назначил на роль, которая будто специально для вас написана; репетиции над спектаклем остановили по идеологическим соображениям?

— Не могу сказать, что у меня было какое-то разочарование. Вот как ни странно! Потому что, даже когда я была совсем еще молодая, что бы мне ни давали — пусть совсем маленькую ролишку — я была счастлива. Не могу сказать, что это мне ужасно не нравилось, нет. Когда я была уверена в режиссере, а он во мне, когда мы понимали друг друга, тогда у нас получались, я бы сказала, неплохие спектакли. Недовольна я не была. Я всегда была на своем месте: «Ах, вот как меня видит режиссер. Да. Я согласна. Вы правы. Это я могу сыграть!». Мне не давали таких ролей, с которыми я бы не справилась.

— Кто из сыгранных героинь по характеру, темпераменту вам ближе всего?

— Я даже не могу сказать. Вот честно! Потому что мой характер — это только мой, Идеи, характер. Я очень темпераментная, но я и очень добрая. Вообще, в жизни боюсь и не люблю больше всего злых людей. Во мне злости нет.

— Вы смотрели спектакли, поставленные в ходе «Лаборатории современной драматургии», которая состоялась в Краснодарском драмтеатре в августе. Что-то понравилось?

— «В тени виноградника». Дуэт Тани Коряковой и Анатолия Горгуля.

— С кем из партнеров по сцене вам работалось плодотворнее всего?

— С Александром Катуновым. Он всегда очень меня понимает. С Олегом Метелевым легко работалось. До сих пор мне говорит: «У меня лучшей партнерши не было никогда в жизни!».

Нашу беседу прерывает звонок в дверь. Непрошеная гостья — женщина-коммивояжер. Ищет наивных жильцов, чтобы «подарить» им набор бытовой техники. Торговку выпроваживает приятельница Идеи Григорьевны, которая во время интервью была у нее в гостях. Это вторжение наводит меня на вопрос:

— Кроме коммивояжеров в нашей жизни появилось многое, о чем лет 25 назад никто в России не имел понятия: мобильная связь, интернет, реклама. Вы стараетесь идти в ногу со временем или, наоборот, дистанцируетесь, оберегаете свой внутренний мир?

— Нет, я как-то не очень на все это реагирую, честно сказать. У меня есть свое видение, свое мнение, своя жизнь. Видите, сколько у меня гномов (Идея Григорьевна указывает рукой на многочисленные фигурки гномов, стоящие в комнате. — А. Н.). У меня тетя была немка, а немцы гномов очень любили. Ауру такую хорошую дают эти гномы, так приятно всегда. И цветы. Я очень люблю цветы.

— Что вас сегодня радует? Что дает силы?

— Наверное, все-таки мои дети, внуки, правнуки. Я очень их люблю. Правда, их разбросало по всему миру. Мой внук Колечка Морщаков сейчас в Америке, преподает классическую хореографию и является артистом балета. Вторая внучка Машенька — она посвятила себя современной хореографии — осталась в Испании. У нее сын Андрей — мой правнук. Я всегда, ложась спать, молюсь за них за всех, чтобы все они были счастливы. Дай бог, чтобы все было хорошо. У внучки Настюшки (Анастасия Светлова — актриса Ярославского драмтеатра, лауреат Национальной театральной премии «Золотая маска». — А. Н.) растет Глафира — моя правнучка. Кричит мне: «Идейка! Я очень скучаю по тебе, Идейка!». Хочу, чтобы все были живы, здоровы. И главное, чтобы в стране мир был, — говорит актриса, чья юность пришлась на годы Великой Отечественной. — Думаю: «Ну почему люди не хотят спокойно жить? Почему там взрывают, тут убивают!». Хочется, чтобы все было нормально. Чтобы владимиры вольфовичи нами не командовали.

Беседовал Андрей НОВАШОВ.

Свою сценическую деятельность Идея Григорьевна начала во Владивостоке в краевом драматическом театре в 1947 году. В 1960 году ей было присвоено звание заслуженной артистки РСФСР. С 1962 года и по сей день Идея Григорьевна — актриса Краснодарского театра драмы. С 1980 года Макаревич носит звание народной артистки России. В 1994 году актрисе присвоено звание «Почетный гражданин Краснодара».

В апреле 1995 года состоялся всероссийский бенефис Идеи Макаревич. Он проходил в Москве в театре им. Е.Вахтангова — Идея Григорьевна вышла на сцену в роли Селины Муре в спектакле «Мамуре» по Ж.Сарману. Постановщик — знаменитый московский режиссер Б.Львов-Анохин. Спектакль был показан в столице в рамках программы «Национальное достояние России».

В 1999 году Идея Макаревич награждена орденом Дружбы.

Дети и внуки Идеи Григорьевны продолжили актерскую династию. Дочь и зять — Ольга Светлова и Андрей Светлов — работают в Краснодарском академическом театре драмы, сын Дмитрий Морщаков служит в Краснодарском молодежном театре.
Раздел : Культура, Дата публикации : 2012-03-29 , Автор статьи : Инна МОЧАЛОВА