Кто воевал, знает: в окопах атеистов нет. Не раз разговаривал с казаками, вернувшимися из зоны боевых действий, и каждый из них признавался, что обращался в Богу во время массированных обстрелов со стороны укронацистов со словами «Господи, спаси и сохрани». Молитва помогает пережить смертельную опасность, фронтовые тяготы. Если же рядом в окопах с бойцами находится священник, то их дух крепчает. Настоятель Свято-Троицкого храма станицы Старонижестеблиевской отец Никифор в общей сложности провел в зоне СВО свыше полугода. Этот рассказ — о нем и о тех, кому в трудную минуту он сумел помочь и духовно, и реально, спасая жизни.

Жизненный путь Алексея Волнянского (мирское имя иеромонаха Никифора) до определенного времени был как у большинства людей, родившихся в СССР. Школа, служба в армии, работа механиком в Кубанском речном пароходстве. Отработав один сезон, не захотел ожидать следующего, а махнул на Север, в Таймырскую геофизическую экспедицию. Переучившись, получил квалификацию взрывника. Семь лет Алексей Волнянский бурил шурфы, закладывал взрывчатку, подрывал заряды, а геологи изучали каменное крошево в поисках полезных ископаемых.

— Как-то зимой мы шли на вечеринку. На улице холод, ветер. Натянули капюшоны курток. Вдруг услышал: «Здравствуйте, братья!». Оглянулся — вижу, идет батюшка. Меня резануло — он со мной поздоровался, а я с ним — нет. Стало не до веселья. Всю ночь просидел, размышляя о разном. Вышел на улицу и вскоре нашел место, куда шел батюшка, — пятиэтажное жилое здание, на первом этаже которого был небольшой храм. Нас встретил иеромонах Ефимий, показал храмовое помещение, подарил мне и моим товарищам крестики, иконки. Мне все это показалось не слишком интересным. Когда мы выходили, отец Ефимий пригласил заходить в храм. Как только меня позвали, что-то в душе перевернулось, и я стал каждый день посещать церковные службы. Кроме молитвы помогал батюшке по хозяйству — заменить сгоревшую лампочку, прибить отошедшие от стен доски… В 1993 году в храм приехал владыка Антоний, и меня ввели в алтарь, надели стихарь. С тех пор начал прислуживать отцу Ефимию пономарем, — вспоминает отец Никифор.

Иеромонах Ефимий стал первым наставником: учил молитвам, церковной службе. Вместе с ним Алексей Волнянский освящал корабли в арктическом порту Дудинка, отпевал умерших. В середине 90-х геофизическая экспедиция, подобно тысячам бывших советских предприятий, приказала долго жить. Алексей вернулся на Кубань. Служил в храме в Славянске, но душа хотела каких-то перемен. Настал день, и Алексей Волнянский решил поехать по монастырям с целью увидеть, как живут монахи, и приобщиться к братии, принять постриг.

— Проехал много монастырей. Господь мне даровал возможность получить благословение у таких отцов церкви, как митрополит Восточно-Американский и Нью-Йоркский Лавр, благодаря которому было восстановлено единство православных церквей Старого и Нового света. В Псково-Печерской обители познакомился с архимандритом Иоанном Крестьянкиным, на долю которого выпали многие испытания, даже тюремное заключение, но ничто не смогло его согнуть. Именно он стал человеком, через которого Господь указал мне путь. На мой вопрос, остаться ли в Псково-Печерской обители, где мне предложили нести службу, этот знаменитый старец, ответил: «Поезжай на Валдай, в Иверский монастырь». В то время эта обитель только становилась на ноги после десятилетий упадка. Там служил архимандрит Ефрем. Меня взяли послушником, ввели в алтарь. Испытание проходил, служа на клиросе, где пел, читал молитвы.

25 марта 2012 года в городе Боровичи Новгородской области в Свято-Духовом монастыре епископом Боровичским и Пестовским Ефремом был совершен обряд монашеского пострига. Алексей Волнянский был наречен Никифором в честь патриарха Константинопольского святителя Никифора. В связи с болезнью матери он был вынужден вернуться из Новгородской области на Кубань. Сейчас служит настоятелем Свято-Троицкого храма станицы Старонижестеблиевской Красноармейского района.

Так ответил отец Никифор на вопрос, что побудило его отправиться в зону боевых действий на Донбассе.

— В апреле прошлого года, когда шла спецоперация, я услышал голос: надо ехать. Это был голос Бога. Первым делом обратился к владыке Григорию, которого считаю настоящим пастырем. Он сказал: если ты чувствуешь потребность, значит, надо ехать. Владыка помог войти в состав отряда БАРС-11, который только начал формироваться. Возглавлял его заместитель атамана Всероссийского казачьего общества Валерий Васильевич Ефремов. Мне позвонил духовник Кубанского казачьего войска отец Иоанн Гармаш и сказал: ты после Пасхи уходишь «за ленточку». Получив благословение владыки Григория, который уверил, что все будет хорошо, двинулся в путь, — говорит отец Никифор.

Он прибыл на место сбора. В общей сложности в самом первом отряде было около четырехсот казаков, решивших вступить в бой с неофашизмом. Отец Никифор также был первым священником, отправившимся в зону боевых действий. Возможно, на тот момент единственным в России. Он признался в том, что испытывал страх. Но не страх быть убитым, а страх не справиться со своими обязанностями. Как не ошибиться, как добиться, чтобы слова пастыря были понятны и приняты, — вот что больше всего волновало священника. Валерий Ефремов определил отца Никифора в штаб отряда. Те, кто думает, что штаб — спокойное место, ошибаются. На передовой таких мест нет. Отрядный штаб не раз подвергался артиллерийским и минометным обстрелам. Так что отец Никифор ходил под Богом, как и все.

— Поскольку я был в составе отряда, наступил момент получать оружие. Валерий Ефремов высказал мысль о том, что священникам нельзя брать в руки оружие. Как быть? Первый раз, когда я причащал наших хлопцев в окопах и раздавал письма, написанные детьми, плакали все. Вроде бы незамысловатые детские слова удивительным образом легли на причащенные души. Когда закончился обряд причащения, ко мне подошел казак, протянул автомат и сказал: «Батюшка, это трофей, примите от нас». Что делать в такой ситуации? Не взять — значит обидеть. Говорить, что священнику нельзя брать оружие? На передовой все по-другому. Там такие вещи не говорятся. Конечно, взял автомат. Он был с подствольником, двойным магазином — скрепленными изолентой между собой двумя рожками на 30 патронов каждый. На Запорожье, куда прибыл наш потрепанный отряд вместе с полком, в состав которого мы входили, меня назначили заместителем начальника штаба, а ему по штату положен еще и пистолет. Как и граната Ф-1. Ее я использовал бы в случае попытки пленения.

Нагрузка — и физическая, и моральная, и служебная (замначальника штаба — это дело серьезное) — у отца Никифора была колоссальной. Но Бог давал силы, а товарищи по оружию — атаман Туапсинского РКО Михаил Саморуков (царство ему небесное) и Валерий Ефремов, Геннадий Кормильцев, Виктор Юрин помогали своему батюшке.

— У Валерия Васильевича Ефремова была самая большая степень ответственности. Считаю, что он совершил подвиг, во-первых, решившись пойти в зону СВО. Во-вторых, командуя отрядом, он умел слушать подчиненных, имеющих боевой опыт. Валерий Ефремов, пропустив информацию через себя, принимал правильные решения. Это очень важно, когда командир умеет слушать и слышать. То, что происходит на Украине, — совершенно новый вид боевых действий. Никто к такой войне не был готов. Тем более казаки, которые не являются действующими военнослужащими Вооруженных Сил России. Когда командир полка приказал взять укрепрайон, расположенный в зеленке, весь штаб во главе с Ефремовым пошел в бой, и приказ был выполнен. После того как украинские позиции нами были взяты, по ним целый день била вражеская артиллерия и минометы, но мы удержали укрепленный пункт, — вспоминает священник.

Отец Никифор, как и все, ходил в камуфляже, со всей прочей амуницией. О его сане говорила епитрахиль — часть облачения священника, надеваемая на рясу, в нашем случае — поверх бронежилета и поручей (нарукавники, стягивающие концы рукава).

— Неподалеку от нас была расположена танковая часть. Когда первый раз бойцы увидели меня — не поверили, что вблизи линии соприкосновения находится священник. Я окормлял их так же, как и казаков. Почти каждый из танкистов фотографировался со мной. Эти снимки они отсылали матерям и женам, чтобы те видели и верили в то, что Бог убережет их. Так они успокаивали родных. При этом речь шла не обо мне как о личности, а о моем сане. Приходили за благословением и причастием танкисты, артиллеристы. Кто-то стеснялся, кто-то был иной веры. Однако, думаю, и мусульманам было приятно видеть православного священника, который находится вместе с ними на передовой. Рядом с нами стояли ребята из «Ахмата». У нас сложились очень тесные отношения с бойцами этого подразделения. Был случай, когда наш минометный расчет убыл на другую позицию и поддержать атаку наших казаков было некому. Идти же на штурм опорника без огневой поддержки — значит понести неоправданно высокие потери. Мы попросили огневой поддержки у ахматовцев. Командир расчета ответил: дайте координаты и назовите время, когда нужна поддержка. Хотя он мог отказаться, сославшись на отсутствие приказа своего командования. Как-то один из командиров «Ахмата» попросил меня приехать и причастить русских бойцов, которые служат в этом подразделении. Приехал. В доме собралось около 30 бойцов. Только стал читать молитву — начался такой сильный обстрел из установок «Град», что дом ходил ходуном. Несмотря ни на что, я провел всю процедуру святого таинства. У меня даже мысли не было о том, что во время причастия в дом могла попасть ракета. Бог бы этого не позволил! На передовой привычные понятия обретают иное значение. Поэтому я считал, что не пошел на войну, а пошел помогать тем, кто несет на себе основную тяжесть войны и нуждается во мне как в священнике. Приходилось исповедовать и причащать не только казаков, наших солдат, но и мирян, отпевать покойников, крестить — как военных, так и гражданское население.

Был случай, когда отцу Никифору, подобно православным священникам прежних времен, пришлось личным примером поднять казаков в наступление. Отряд понес серьезные потери, артиллерийской поддержки не было, кончались боеприпасы. Никого такое положение дел не радует, люди неизбежно впадают в уныние. А тут приходит приказ — занять опорный пункт противника. Понимая, что люди в такой ситуации могут не подняться в атаку, отец Никифор решил идти в бой сам. Вместе с командиром роты Михаилом Саморуковым они взяли оружие, боекомплект и двинулись в сторону передовой. Казаки, увидев батюшку в полной боевой готовности, спросили: «Отец Никифор, вы куда собрались?». Он ответил: «Иду выполнять приказ». Тут же Сергей Сюсюка (он всегда был в самых опасных местах), работавший в штабе Всероссийского казачьего общества и добровольно приехавший в зону боевых действий, сказал: «Батюшка, вы никуда не пойдете. Я поведу казаков». Его поддержали казак с позывным «Борода» и еще несколько человек.

— Мы с Михаилом Саморуковм, царство ему небесное, в тот момент не блефовали, а были настроены идти в бой вдвоем. Никогда и никто не мог обвинить казаков в трусости. Опозорить их имя, память предков было недопустимым делом, — говорит отец Никифор.

В итоге группа собралась даже в большем составе, чем требовалось, и пошла в атаку. Заняла опорник ВСУ и удерживала его до подхода армейских частей.

...Православным священникам не раз приходилось биться с врагом. Достаточно вспомнить монаха Пересвета, сразившего золотоордынского поединщика Челубея. Отец Гавриил во время Крымской войны заряжал орудия. За это его наградили золотым крестом на георгиевской ленте. Отец Назарий с броненосца «Князь Суворов» во время Цусимского сражения стоял на палубе корабля под градом осколков, благословляя наших моряков.

…Отец Никифор вернулся домой. Немного отдохнул, закончил некоторые дела, связанные с работой храма, и вновь с отрядом казаков-добровольцев отправился на Донбасс. Совесть не позволила остаться в стороне от борьбы с фашистской заразой, опутавшей некогда братскую республику паутиной лжи и ненависти.

Вместе со всеми батюшка прошел десятидневный курс боевой подготовки в учебном центре «Кубань», где шло боевое слаживание отряда. После пересечения «ленточки» БАРС был переброшен под Марьинку, здесь до сих пор идут ожесточенные бои. Брошенный дом, где пришлось квартировать отцу Никифору и нескольким казакам, находился практически на линии соприкосновения между Марьинкой и Александровкой. Мины как с вражеской, так и с нашей стороны пролетали над домом почти круглые сутки.

— Спать было невозможно. Дом ходил ходуном от взрывов мин и снарядов. Я уходил в небольшую комнату и молился. Иногда так продолжалось всю ночь. Благодаря расположению дома, стоявшего перпендикулярно Марьинке, снаряды в него не попадали, хотя в огороде не раз взрывались и мины и ракеты, — говорит отец Никифор.

…Под Марьинкой погиб Михаил Саморуков. Он поступил в соответствии с христианской заповедью: нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих. Группа бойцов отряда БАРС попала под обстрел. Михаил Саморуков с другими бойцами выехал на БТР, чтобы вывезти раненых и погибших, но машину подожгли. Раненый атаман успел выбраться, но оказался под шквальным огнем. Вынести его с поля боя не было возможности из-за сильного артиллерийского огня. Ночью разведчики искали его тело, но поиски не увенчались успехом. С наступлением рассвета его тело нашли с помощью коптера. Михаил Саморуков был обнаружен примерно в сотне метров от места ранения — видимо, пытался ползти. Жизнь его прервалась на донбасской земле. Атаман Туапсинского РКО посмертно награжден орденом Мужества.

…Во время второй командировки отец Никифор вывозил с пункта первичной обработки раненых в госпиталь.

— Я ездил на грузовой «Газели». Моей задачей было как можно быстрее доставить раненых в госпиталь. Расстояние от пункта, где их забирал, до госпиталя где-то километра три. Как правило, этот путь проезжал за семь минут. Хорошо, что дорога большей частью проходила по трассе Донецк — Мариуполь. У каждого из наших раненых бойцов было указано время, в течение которого нужно доставить его на операционный стол. Так что время было ограничено и приходилось жать на газ, — говорит отец Никифор.

Сколькими своими жизнями обязаны раненые отцу Никифору, не знает никто. Не до подсчетов тогда было…

Война вносит серьезные коррективы в жизнь и мировоззрение, в том числе и в каноны православия, согласно которым священник не должен брать в руки оружие. Отец Никифор считает, что быть на передовой и не иметь при себе автомата — непозволительно. Почему? Дронов у укрофашистов больше, чем у нас. И кадры, на которых вооруженные бойцы сопровождают человека без оружия, вызовут не только вопрос о его личности, но и прилет мины или снаряда. За голову каждого священника бандеровское отребье назначило награду — 250 тысяч евро. Так что на наших священников ведется охота. Тем более что их можно вычислить по элементам облачения.

— Уже после второй поездки в зону СВО мы возили гуманитарную помощь нашим казакам и солдатам. В тот раз я надел белую епитрахиль, а не черную, какую носил в окопах. Видимо, с дрона заметили мое облачение, и едва мы отъехали на сотню метров, по тому месту, где находились ранее, начали бить минами, — воспоминает отец Никифор.

К слову, на счету батюшки один сбитый украинский дрон. Его он свалил из охотничьего ружья.

— Греха в этом нет, так как дрон — это всего лишь механизм. Так решили при обсуждении на сайте «Пастырь» вопросов, касающихся православия и войны, вольно или невольно пересекающихся между собой. Есть темы, которые раньше никто не рассматривал. К примеру, как быть священнику, которому грозит плен: поднять руки вверх или подорвать себя гранатой? Я всегда носил с собой гранту Ф-1, чтобы в случае пленения покончить счеты с жизнь, поскольку мог не выдержать пыток и выдать сведения врагу. В конечном счете пришли к выводу: каждый из священников должен решать сам, как ему поступать, — подчеркнул отец Никифор.

Подобных вопросов немало, решать их придется и иерархам церкви, и священникам, которые побывали в окопах.

…Каждый месяц по благословению митрополита Екатеринодарского и Кубанского Григория отец Никифор выезжает на передовую с гуманитарной помощью. В храме есть место, где плетутся маскировочное сети. Как сказал отец Никифор, такая сеть — это чьи-то спасенные жизни. На месте заместителя министра обороны по материально-техническому обеспечению ВС РФ как минимум подал бы в отставку, глядя на то, как простые люди взяли на себя бремя помощи нашей армии.

Отец Никифор на себе испытал все трудности фронтового быта, поэтому знает, что в первую очередь нужно бойцам в окопах. Например, влажные салфетки для солдат — это и умывание и душ. Вот и везет вместе с атаманом хутора Крупской Григорием Чернявским на своей машине то, что требуется бойцам, и прежде всего — слово Божие.
Раздел : Кубанские казаки, Дата публикации : 2023-07-14 , Автор статьи : Сергей КАПРЕЛОВ